Медицинская антропология как вузовская дисциплина в России

© 2012 В.И. Харитонова, Д.В. Михель

МАиБ 2012 – № 2 (4)


В.И. Харитонова беседует c Д.В. Михелем

Информация:

mikhelДмитрий Викторович Мѝхель – доктор философских наук, профессор кафедры социологии, социальной антропологии и социальной работы, декан социально-гуманитарного факультета Саратовского государственного технического университета им. Гагарина Ю.А. Автор и соавтор более 130 научных работ, в т.ч. 5 монографий (среди них: Мишель Фуко в стратегиях субъективации (Саратов, 1999); Воплощенный человек: Западная культура, медицинский контроль и тело (Саратов, 2000); Тело в Западной культуре (Саратов, 2000); Болезнь и всемирная история (Саратов, 2009)), 11 учебных пособий. Научные интересы и направления исследований: медицинская антропология, социальная история медицины, социальная история науки.


Ключевые слова: обучение медицинской антропологии, Саратов, преподавательская деятельность, полевая работа, стратегия преподавания, исследования, междисциплинарный подход

Аннотация: В интервью Дмитрий Михель рассказывает о том, как стал пионером университетского преподавания медицинской антропологии в России, сделав из Саратовского Государственного Политехнического Университета центр российского образования в сфере медицинской антропологии. Он обсуждает особенности преподавания данного предмета, вкратце описывает курс и его содержание, рассказывает об основных трудах в области медицинской антропологии и в заключении признает, что продолжает экспериментировать в поисках наилучшей стратегии преподавания данного предмета студентам.


В.Х.: Дмитрий Викторович, медицинская антропология в России, как известно, дело новое – и как научное направление, и уж тем более как вузовская дисциплина. Но Вы – пионер в создании российских курсов медицинской антропологии в университетах – начали читать эту дисциплину довольно давно. Расскажите, почему вдруг Вы решили, так сказать, занять это поле деятельности, чем оно для Вас оказалось столь привлекательно, и как это было?

Д.М.: Да, уж… случайно я оказался пионером в этом вопросе. В 2000 г. я защитил докторскую диссертацию по философской антропологии, в которой было уделено много места проблемам телесности, биомедицинских вмешательств и культурных контекстов развития западной медицины. Пока работал над диссертацией, столкнулся с трудами некоторых западных медицинских антропологов, в частности Маргарет Лок и Нэнси Шейпер-Хьюз. Поскольку они в конце 1990-х активно писали о телесности, биомедицине и тому подобных вещах, я понял, что моя философская диссертация содержит в себе и что-то еще, кроме философской антропологии: например, какие-то отдельные медико-антропологические сюжеты.

В 2001 г. профессор Елена Ярская-Смирнова пригласила меня в Саратовский государственный технический университет прочитать студентам несколько лекций по медицинской антропологии. Сам я работал в классическом университете Саратова, поэтому для меня это приглашение было очень приятно. Кстати, я воспринял это именно как приглашение поделиться пусть скромными, но все же какими-то актуальными познаниями в новой области. Поверьте, это не было банальной подработкой в другом вузе. В Саратовском «Политехе» тогда бурно закипела научная жизнь, в частности в области социальных наук. Елена Ростиславовна тогда заведовала кафедрой, на которой теперь работаю и я, и под её началом были запущены две замечательные образовательные программы – по социальной работе и по социальной антропологии. Конечно, для реализации этих программ нужны были свежие силы. Так я попал в эту прекрасную команду, взялся за весла на этой лодке.

На самом деле мне очень многое хочется сказать о моих коллегах, о тех, с кем мне довелось встретиться в техническом университете. Мне очень приятно, что мои, скажем так, специфические интересы были поддержаны. В Саратовском государственном университете я читал курсы по медицинской истории для историков, а в техническом университете с 2001–2002 учебного года преподаю медицинскую антропологию. Уверен, что внедрить все эти курсы в образовательный процесс было бы невозможно без поддержки коллег, которые и сами были и остаются новаторами в своих областях знания.

В.Х.: Замечательная мысль: давайте немного расскажем о Ваших коллегах: кто из них и почему особенно заинтересовался Вашими разысканиями в области медицинской антропологии? Что их заставило поддержать Вас?

Д.М.: О саратовских коллегах хочется сказать особо. Среди них – Елена Ростиславовна Ярская-Смирнова. На протяжении почти десяти лет она успешно руководила кафедрой, на которой я продолжаю работать. Она блестящий социолог, великолепно ориентируется в мире современной социологии. Она – прекрасный друг и учитель. Одна из сфер ее интересов – социология инвалидности. Через это проблемное поле мы обнаружили общие интересы, и отсюда её внимание к моим опытам в медицинской антропологии. Последние несколько лет она живет в Москве и успешно трудится в Высшей школе экономики.

То же самое хочу сказать о Павле Васильевиче Романове. Он тоже социолог, и он тоже всегда был внимателен к качественным методам в социологии, от которых рукой подать до социальной антропологии. Его первое серьезное увлечение – социология организаций. Теперь он занят более широким кругом научных вопросов, и, как и Елена, он перебрался из Саратова в «Вышку». Благодаря этим двум моим коллегам в Саратове был переброшен мостик от социологии к социальной антропологии и намечена возможность для зарождения медико-антропологических штудий.

В этом же ряду хочу назвать Галину Геннадьевну Карпову, доктора социологии, мою коллегу по кафедре вплоть до настоящего времени. Она – исследователь феномена праздников. Это стопроцентно антропологическая тематика. В силу служебных обязанностей ей приходится также руководить кафедрой на одном из технических факультетов в нашем вузе.

Не могу не вспомнить также своего коллегу историка Велихана Мирзеханова. Он – специалист по франкоязычной Африке, но при этом он всегда очень широко мыслил и поддерживал ростки нового и интересного. Из Саратовского классического университета он перебрался в Москву, в Институт всеобщей истории. В бытность его деканом саратовского истфака мне было позволено знакомить студентов-историков с самыми неожиданными направлениями гуманитарного знания. Он видел пользу от моих лекций по истории чумы и холеры, о культурных практиках, касающихся проказы и оспы, об истории психических болезней и пр.

И особое слово о моей коллеге из Института истории естествознания и техники Ирине Евгеньевне Сироткиной. Она известна как историк психологии и психиатрии. В последние годы она все больше занята антропологией танца. Уверяю, этот переход из одной области в другую для нее был очень органичным и неслучайным. С ней мы очень дружны, и нам всегда есть о чем поговорить в плане medical humanities.

В.Х.: Саратов – город, известный многим разве что по популярной советской песне «Огней так много золотых…», а технический университет не самое подходящее, на первый взгляд, место для развития медантрпологических идей… Как Вам удалось внедрить эту дисциплину в техническом университете сравнительно небольшого города – ведь принято считать, что периферия всегда следует за столицей и крупными образовательными центрами?

Д.М.: Да уж, где теперь центр и где – периферия? Уже целое десятилетие мы живем в глобальной деревне, где часто случается так, что твой друг и единомышленник находится в сотнях и тысячах километров от твоего дома, но ты с ним близок по-настоящему. Мы вырвались на просторы Интернета, найдя там для себя новые возможности. Через компьютер, физически размещенный в Саратове, открылся не только мир on-line библиотек, книг и журналов, но и университетские кафедры далеких стран, с их профессорами, лекциями, расписаниями, публикациями. Открылся также мир книжных магазинов, где значительные ценовые перепады позволяют беспрепятственно приобретать, даже за весьма скромные деньги, ценные бумажные издания. Разве эти возможности не позволяют заниматься самообразованием и гуманитарной наукой, где угодно?

Что касается появления медицинской антропологии в техническом университете в Саратове, то, уверяю Вас, мне удается поддерживать хорошие отношения с нашими медиками, а также медиками и гуманитариями из некоторых других городов. Это значит, что шанс развить медицинскую антропологию в каком-то еще месте есть у всех. Я думаю, с появлением хорошего учебника движение в этом направлении станет более интенсивным.

В.Х.: Да, российский учебник нужен и чем быстрее, тем лучше. Поскольку Вы написали больше десятка учебных пособий по этой дисциплине, то Вам, как говорится, и флаг в руки…

Д.М.: Конечно, необходим учебник, и я сам был бы очень рад, если бы сумел внести свой вклад в такое дело.

В.Х.: А в чем специфика преподавания курса медицинской антропологии в вузе технического профиля? И есть ли она, коль скоро преподавание ведётся на социально-гуманитарном факультете?

Д.М.: В самом деле, Саратовский государственный технический университет – это университет самого широкого профиля. Кроме технических факультетов, в нем есть естественнонаучные, компьютерный, экономический, социально-гуманитарный, словом почти все. Что касается меня, то я работаю со студентами-гуманитариями, социальными антропологами и социальными работниками. Вот уже 10 лет. Конечно, я хорошо осведомлен о положении дел на всех факультетах. Не исключено, что для студентов других факультетов курс медицинской антропологии (или какой-то его аналог) тоже был бы очень привлекателен. Я даже почти уверен, что многие бы выбирали его, будь такая возможность. Но пока так вопрос не стоит. А вот что касается обществоведов, то они изучают довольно много социально-гуманитарных дисциплин, где речь идет о здоровье, медицинской помощи, проблемах пациентов и т.п. Это и социология медицины, и социальная медицина и биоэтика.

В.Х.: Ваш студент – это человек, которого можно заинтересовать проблемами медицинской антропологии или биоэтики? Удаётся ли сделать такое? И, если удаётся, как много обычно заинтересованных на курсе?

Д.М.: К сожалению, в силу разных обстоятельств у наших студентов почти нет возможности самостоятельно выбирать те курсы и дисциплины, которые они бы хотели прослушать. Их выбор продиктован учебным планом. В этом плане уже много лет зарезервирована строка для медицинской антропологии. Её удалось сохранить и в рамках новых планов, выстроенных на базе государственных стандартов третьего поколения. Чтобы выяснить, насколько студентам был интересен тот или иной курс, существует много способов. Сам я очень ценю свободу, свободу выбора в частности, поэтому понимаю, что и студенты тоже ценят её. Обычно я предлагаю им написать короткое эссе, анонимно, уже после окончания курса и сдачи экзамена. Так сказать, для чистоты эксперимента. Можно писать, в сущности, всё, что приходит в голову. Это очень важная обратная связь. К счастью, многие пишут, что им курс понравился, и они вынесли из него кое-какие полезные вещи для себя лично.

В.Х.: Вы можете процитировать какие-то наиболее интересные моменты из таких эссе? Что именно нравится ребятам? Что важно для их дальнейшего становления как специалистов в этом курсе?

Д.М.: У меня сохранились несколько десятков файлов с откликами студентов на этот курс. Боюсь, однако, что подборка будет выглядеть несколько тенденциозно…

«Считаю, что такой курс можно изучать (немного видоизменив) абсолютно всем специальностям, для того, чтобы будущие специалисты, которые будут ответственны за серьёзные решения, понимали об их социальных, экологических, политических и медицинских последствиях»*.

«Организация занятий мне очень понравилась, лекции и презентации, представленные в открытом доступе, очень познавательная литература к каждой теме. Заблаговременное знакомство с лекциями и обсуждение на лекционных занятиях показалось мне эффективным при усвоении материала, очень понравилось читать литературу, написание конспектов тоже очень понравилось. Переводы текстов, хоть были и немногочисленны, среди студентов тоже показалось мне хорошей возможностью проявить знание языка».

«Посетив первую лекцию, все мои первоначальные представления об этой дисциплине изменились. Во-первых, я узнала, что медицинская антропология – это междисциплинарная область знания, достаточно сформировавшаяся и обладающая собственным кругом вопросов».

«Этот курс интересен тем, что на лекциях и семинарах освещались и обсуждались современные проблемы и вопросы, которые касаются непосредственно нас самих. Однако, дисциплина «медицинская антропология» имеет один минус. Я считаю, что количество часов, выделенных на медицинскую антропологию, слишком мало».

«До начала этого курса я и не подозревала, что в антропологии есть подобный раздел. Попробовав ввести в Интернете название курса, я, в первую очередь, получила фамилию нашего декана и его работы, что меня очень удивило».

«Преподавание медицинской антропологии оказывается весьма актуальным в условиях современных полиэтнических обществ, представители которых часто принадлежат к разным культурным сообществам, со своими, иногда очень специфическими представлениями о здоровье и болезни, о теле, о душе, о том, что значит лечить или оказывать помощь больному и т.д.»

«Все мы, люди, живем в обществе, все мы разные, и все мы должны иметь хотя бы базовые представления о существующих в мире медицинских практиках».

«Если раньше к таким явлениям, как шаманизм, колдовство, я относилась скорее с иронией, пренебрежительно, то теперь пришло понимание того, что так называемая этномедицина, имеет такое же право на существование, как и биомедицина. Не говоря уже о том, что курс сам по себе очень интересный. На мой взгляд, этот курс развивает не только «умственные способности», но и толерантность к людям, что в социальной работе является важнейшим принципом».

«Курс медицинской антропологии оставил у меня только положительные впечатления. Каждое занятие сопровождалось видео-и-мультимедийными материалами, что делало лекцию более живой и интересной. А это особенно важно, учитывая, что пара медицинской антропологии проходила в восемь часов утра, и студенты ещё не совсем проснулись. Также нельзя не отметить такой положительный момент данного курса, как наличие четкого плана занятий и материалов для подготовки к нему. Было непривычно столкнуться с необходимостью чтения документов на английском языке, особенно мне, изучающей немецкий язык, однако, это тоже оказалось интересной и познавательной практикой».

«Что особенно приятно, данная дисциплина является довольно новой для России, и в частности, для Саратова. Ведь всегда интересно быть «первооткрывателями» в каком-либо деле и с гордостью говорить, что изучал такой интересный и важный курс как медицинская антропология».

В.Х.: Спасибо, это совершенно замечательные высказывания, характеризующие особенности восприятия дисциплины, степень интереса к ней и качество преподавания (оставим в стороне их русскоязычное изложение – показатель нынешней грамотности молодёжи). А какие у Вас есть завлекательно-развлекательные хитрости для «приманивания» студентов?

Д.М.: В рамках учебного курса по медицинской антропологии на студентов сваливались разные задания. Они то и дело читали по-английски, хотя далеко не все даже хоть как-то изучали этот язык в детстве. Для таких студентов – это был настоящий культурный шок.

Первые годы мы часто посещали больницы, где коллеги-врачи помогали устраивать нам экскурсии. Отличная возможность увидеть, как работает наша медицинская система. Сейчас этот прием почти уже не используем, но вместо него есть и другие. Даю задание – написать эссе о своем походе в аптеку, поликлинику, больницу. В рамках этой «экспедиции» назначаются самые простые задания, а потом на семинаре обсуждаются результаты наблюдений.

Все годы, что в университете читается этот курс, я использую мультимедийные презентации. В антропологии никак нельзя без «картинки». Мы учимся «читать» и «видеть» при всякой возможности. Благодаря проектору и акустическим колонкам мы пересмотрели много интересных видеоматериалов. Помню, как несколько раз со студентами смотрел фильм о Яномами из Амазонки, снятый французскими антропологами, где показана работа шаманов и их бессилие перед инфекционными болезнями, которые выкосили бóльшую часть народа. Благодаря наличию в университете своей корпоративной компьютерной сети, в которой размещены наши учебные материалы, студенты могут не только читать тексты к занятиям, но и смотреть (в последние три-четыре года) фильмы по нашей проблематике.

Из забавных моментов, помню, как мы на практическом занятии с помощью каменных орудий раскалывали лесные орехи, и каждый из группы должен был «расправиться» со своим заданием, для того, чтобы проникнуться опытом условно-воображаемой локальной системы питания, которая отличается от нашего глобализированного кафешного мира с его фаст-фудом.

Ну, а главная методика – всё же самая обычная. Студенты читают литературу (она сравнительно невелика по объему и расписана постранично) и отчитываются по прочитанному материалу. Конспекты по занятиям у меня обязательны.

В.Х.: Вы возглавляете кафедру социологии, социальной антропологии и социальной работы? Курс медицинской антропологии читается, очевидно, по этой кафедре. Но кому из студентов он адресован в первую очередь – кто они в будущем по своей специальности? Насколько им нужно это направление в их образовании?

Д.М.: Я обычный профессор на кафедре. При этом возглавляю социально-гуманитарный факультет в техническом университете, где получают образование в области социологии, психологии, культурологии, социальной работы и т.д. Курс читается по кафедре социологии, социальной антропологии и социальной работы. Наши будущие выпускники – это те, кто в будущем может найти себя в самых необычных профессиях. Одна из моих дипломниц, писавшая дипломную работу про культуру аптечного обслуживания, так и осталась работать в аптеке, в качестве менеджера. Кое-кто находит себя в системе социального обеспечения. Некоторые попали в систему образования, в том числе среднего. Есть те, кто пошел нелегким путем науки. Разумеется, мы понимаем, что знания, которые мы передаем, и в особенности те, которые мы создаем сами, нужны нашим студентам, прежде всего, для личностного развития. Это поможет им лучше справиться с теми вопросами, какие ставит современная жизнь. Ой-ой, надо бы поменьше пафоса… Ну, в общем, наши курсы, в том числе курс по медицинской антропологии, адресованы тем, кто хочет разобраться в социальных отношениях и культурных проблемах.

В.Х.: Вы читаете только основной курс или у Вас есть специализация по медицинской антропологии – спецкурсы, спецсеминары, полевая/лабораторная практика?..

Д.М.: Я читаю обычный курс. В нем обычно 17-18 лекционных часов. Было время, когда было много практики. Потом в соответствии с учебным планом ее пришлось сократить. Сейчас опять открылась возможность добавить часов на практические занятия. Это очень радует, поскольку дает возможность интереснее подать материал. В том числе, применять отдельные тьюторские приёмы, когда студенты вместо прослушивания и записывания лекции, получают возможность обсудить заранее предоставленный им материал. Впрочем, такие приёмы применялись и тогда, когда часов было совсем немного.

Специализации по медицинской антропологии, конечно, нет. До этого еще далеко. Но все же у меня были студенты, с которыми я в течение нескольких семестров погружался в эти вопросы. Это было что-то вроде спецсеминара. Мы читали и обсуждали тексты, анализировали ход их полевых исследований. С моими первыми дипломниками мы изучали отдельные сюжеты, касающиеся заготовления и продажи лекарственных растений на местном рынке, и даже вопрос об отношении к боли. Одна из моих выпускниц впоследствии защитила кандидатскую диссертацию по социологическим наукам, как раз на основе своей дипломной по медицинской антропологии.

О полевых практиках можно только мечтать. Это очень хлопотное дело. Если взять студентов нашего факультета, то мы их не первый год уже отправляем в одну из деревенек, где они «включаются» в повседневность, а потом пишут отчёты. У некоторых из них есть свои конкретные задания, касающиеся того, как в этой местности принято заботиться о здоровье. Но вот позволить себе выезд в экзотические поля мы, увы, не можем. Наша социальная антропология все более становится городской.

В.Х.: Как выстраивается Ваш курс – из каких разделов он состоит, каким образом преподносится студентам?

Д.М.: Это очень правильный вопрос. Потому что всякий, кто преподает медицинскую антропологию, вынужден искать себя. Это видно и на примере западных коллег, которые начинали на двадцать-тридцать лет раньше. Они тоже искали себя. Я до сих пор продолжаю экспериментировать. В начале своей карьеры на этом поприще я пытался делать то, что делала Линн Пайер, обсуждая, как выглядят системы здравоохранения в разных странах – России, Китае, США, Германии и т.д. Это было интересно и даже вполне актуально. Но позднее я все чаще стал обращаться к опыту тех медицинских антропологов в Америке и Европе, которые пытались в систематическом плане представить круг проблем, вращающихся вокруг таких феноменов, как здоровье, болезнь, лечение, сохранение здоровья. Думаю, что это более правильно. Но здесь очень трудно ограничить себя. Дело в том, что материала очень много, а жертвовать чем-то интересным всегда тяжело. Но приходится.

Я отдаю себе отчет в том, что в медицинской антропологии много довольно самобытных направлений мысли – от биокультурного до политэкономического. Поэтому, в сущности, можно читать медицинскую антропологию и для экологов, и для социологов. Мне отчасти удается показать, что эти разные подходы к одной и той же проблеме можно использовать без ущерба для каждого из них.

Логика курса такова: немного о специфике этой области знания и её истории, поскольку медицинская антропология – это дискурс о здоровье, которое на деле является междисциплинарным феноменом. Затем речь идет о здоровье и о том, как на него влияют изменения окружающей среды, перемены в характере питания, изменения в способах сохранения здоровья, в том числе с помощью врачевания и биомедицинских вмешательств. Обязательно уделяется внимание медицинскому плюрализму и всему тому, что касается культурного разнообразия в плане опыта заботы о здоровье. Обязательная тема – о здоровье и репродукции, хотя, конечно же, это очень обширная область, которая и сама «тянет» на целый курс.

В.Х.: Скажите, а что самое интересное для студентов в медицинской антропологии? На какие темы они отзываются наиболее активно?

Д.М.: Студенты отзываются на разные темы. Социальные работники находят много интересного там, где идет речь о социальных причинах плохого здоровья в современном мире, о социальной стратификации, ну хотя бы в плане медицинского обслуживания и родовспоможения. Социальные антропологи традиционно внимательны к проблемам психического здоровья, народной медицины. Всех интересуют вопросы репродуктивного здоровья. Много вопросов по поводу инфекционных заболеваний, связанного с ними социального неравенства и культурных установок. Но вообще-то, по-моему, самое интересное заключается в том, что студенты в каждой теме могут увидеть себя и свой личный опыт сохранения здоровья, и свой «опыт страдания», в том числе в качестве пациентов медицинских учреждений и не только их.

В.Х.: Вы – историк по своему основному образованию и философ по обеим ученым степеням. Какая из этих двух научных областей Вам больше пригодилась при освоении медантропологии? И, кстати, история или философия пробудила в Вас интерес и подтолкнула к занятиям этой дисциплиной?

Д.М.: Спасибо за этот вопрос. Он очень личный, у меня нет простого ответа на него. Я благодарен историческому образованию за ту базу, которую в нас заложили. Особенно такие курсы, как этнография, археология, всеобщая история, латинский язык. Но с самого начала я не планировал быть преподавателем истории. Хотелось учиться дальше и получать знания. Так я попал в аспирантуру по философии и стал преподавателем на философском факультете, где через историю философии пришел в антропологические исследования. А потом был исторический факультет Саратовского университета в его лучшие годы, с уникальной возможностью читать курсы по истории науки и по медицинской истории. И это уже почти параллельно с чтением медицинской антропологии в «Политехе». Историческая наука дала навык работы с эмпирическим материалом, философия подарила смелость мысли, но вот философствовать сразу же пришлось за пределами философии, а заниматься историей – в тех сферах, куда редко ступает нога историка. На этих «странных берегах» оказались видны очертания таких континентов знания, как медицина, биология, экология и, конечно, антропология – в самом широком смысле слова, как биокультурная и социальная наука о человеке.

В.Х.: С кем из западных медицинских антропологов Вы лично знакомы, и кто из них произвёл на Вас наиболее сильное впечатление?

Д.М.: У меня довольно мало личных знакомств среди западных медицинских антропологов. Для этого надо много путешествовать по миру, а это не всегда удается. У меня была возможность общаться с Мишель Ривкин-Фиш, которая принадлежит к одной из старейших медико-антропологических научных школ США (университет Северной Каролины) и известна своими работами о репродуктивной медицине и репродуктивном здоровье российских женщин, прежде всего, своей книгой «Women’s Health in Post-Soviet Russia», которая была написана после её работы в Петербурге. Я немного знаком с Николаем Сориным-Чайковым, который теперь живет и работает в Кембридже и преподает там медицинскую антропологию, но его научная работа привязана к Сибири. У меня была возможность общаться с немецким антропологом Михаэлем Книппером (Институт истории медицины в Гиссене), который последние годы проводит свои исследования в Амазонии. У меня хорошие отношения с Зоей Марохоевой из Варшавского университета, которая изучала бурятские традиции врачевания. К сожалению, личного общения с первопроходцами и лидерами современной медицинской антропологии не было. Хотя были попытки писать Маргарет Лок, например…

В.Х.: А по научным работам, заочно знакомые?

Д.М.: Если верить тому, что прочитав книгу, узнаешь человека, написавшего её, то, думаю, круг моих знакомств среди медицинских антропологов довольно обширный. Работы Мерилла Зингера (Хартфорд) и Ханса Баера (Мельбурн) читаются настолько легко, что порой кажется, будто заранее уже знаешь, что ещё могут сказать эти авторы. Энн Мак-Элрой из университета Баффало – одна из самых заметных фигур в экологической традиции. Пишет легко, замечательно. А вот Маргарет Лок (Монреаль) и Нэнси Шейпер-Хьюз (Беркли) часто трудны для понимания. При этом они всё время меняют область своих интересов, уходят в новые поля. Артур Клейнман (Гарвард) – это классик. Пол Фармер (Гарвард) пишет много, нередко повторяется. Но это одна из самых ярких личностей в современной медицинской антропологии. Он очень активен, и у него большое сердце, где есть место всем тем, кто страдает в мире без реальной медицинской помощи. Венда Тревазан (Нью-Мексико) пишет потрясающие книги о медицине, акушерстве, диете с позиций эволюционного подхода. Вообще, список можно еще долго продолжать. Джорджа Фостера давно уже нет, а его легкий и простой язык, которым он пользовался в своих пионерских работах по медицинской антропологии, совершенно не устарел. Если честно, совсем не жалею, что погружен в чтение этих авторов. И уж, конечно, совсем не претендую на то, чтобы кто-то из упомянутых здесь исследователей обратил внимание на мою работу.

В.Х.: Дмитрий Викторович, я не могу гарантировать, что кто-то из упомянутых исследователей  обратит на Вас внимание после публикации интервью на страницах нашего двуязычного журнала, но, вне всякого сомнения, это интервью позволит читателям больше узнать о Вас и как об учёном, и как о преподавателе; а судя по тому, каким образом и что Вы рассказываете о своей работе, о своих студентах, особенно по тому, что они сами пишут о Вас и Вашем курсе медицинской антропологии, – ещё и как об Учителе.

Я хочу Вам задать завершающий наш разговор вопрос, на который, может быть, Вам не очень удобно будет отвечать. Однако я полагаю, что именно Вы сам наилучшим образом можете не только ответить на него, но и правильно расставить акценты. Вопрос простой: пожалуйста, представьте себя читателям: а) как автора-методиста, много делающего для облегчения жизни студента в плане издания методических пособий по медицинской антропологии и смежным дисциплинам, и б) как учёного-исследователя в области медицинской антропологии (независимо от объёма Ваших исследований в этой сфере).

Д.М.: В моей биографии легко найти много подтверждений междисциплинарности, и, наверно, мне не суждено оказаться в мейнстриме, во всяком случае, в ближайшие годы. Я даже не могу толком назвать себя медицинским антропологом, поскольку в Государственном рубрикаторе научно-технической информации, который действует у нас сейчас, нет вообще упоминания о таком научном направлении. Но поскольку, благодаря Вам, у нас теперь появился электронный журнал «Медицинская антропология и биоэтика», то надеюсь, что некоторые сдвиги произойдут. Общественность будет понемногу привыкать к существованию этой номинации, и, возможно, через какое-то время, кто-то сможет признать медицинского антрополога и во мне. В настоящий момент я просто занимаюсь тем, что мне более всего интересно, – социально-гуманитарными исследованиями проблем здоровья, болезни и медицины. И здесь, в этой открытой области, мне ближе всего медико-антропологический дискурс.

По своему внутреннему самочувствию я – ученый. Мне очень нравится исследовательский процесс. Правда, я, по большей части, книжник, а не полевик. В этом отношении, мне не следует называть себя ученым-исследователем в подлинном смысле слова. Нормальный антрополог должен начинать с длительного выхода в поле, и лишь после этого обретаться в университетских аудиториях. У меня, увы, не случилось своего поля. Хотя, конечно, я неоднократно пытался совершать что-то вроде вылазок – то в мир деревни, то в клинику, без какой-либо поддержки для этой работы. Но все же поля не было, поэтому я не могу заявлять, что изучал то или иное местечко с его обитателями и культурой по-настоящему, как требуется от социального антрополога.

Принимая во внимание сказанное, вынужден, все же, назвать себя методистом и даже пропедевтом. Все эти годы, скорее всего, я занимаюсь медико-антропологической пропедевтикой, организовываю «введение» в дисциплину. Здесь кое-что удается.

В.Х.: Большое спасибо Вам за такое подробное, информативное и откровенное интервью, Дмитрий Викторович. Я больше чем уверена, что в настоящее время мы просто обязаны не только формировать медицинскую антропологию как новое в нашей стране научное направление и предмет для изучения в медицинских и гуманитарных вузах, но и подробно рассказывать об этих процессах: мы сами пишем нашу историю – давайте стараться излагать её подробно и доступно, чтобы последователи нас не переписали под нужным им углом зрения.

*Отрывки из эссе студентов приведены с сохранением авторского письма – без редактуры и корректуры.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *